Запад не сумеет покончить с террором. Но он может сдерживать его при помощи силы
Войны больше нет. В лучшем случае есть нечто, «подобное войне»: так размышлял бывший министр обороны ФРГ Карл-Теодор цу Гуттенберг (Karl-Theodor zu Guttenberg). Для его предшественника Франца Йозефа Юнга (Franz Josef Jung) действия в Афганистане были «операцией по стабилизации». Канцлер предпочитает выражение «немеждународный вооруженный конфликт». Пользуется популярностью операция, направленная на предотвращение «гуманитарной катастрофы», которой Путин объяснил «кражу» Крыма. Война, которая когда-то считалась «матерью всех вещей», осиротела.
Это не просто лингвистическое и политическое малодушие, которое питает завуалированность в восприятии термина. Бывшая на протяжении многих веков однозначным понятием, «война» не вписывается в реальность 21-го века. Являются ли авианалеты на позиции «Исламского государства» войной? Ведут ли китайские хакеры войну против Америки? Была ли «гуманитарная интервенция» против Сербии и Ливии тем же, что и поход германских войск на Балканы и битва в пустыне за Северную Африку в 40-х годах?
Война была однажды хорошо организованным, иерархическим актом коллективной силы — армия против армии, государство против государства. Так было и после 1945 года в Корее, в ходе Суэцкого кризиса, Шестидневной войны, войны Судного дня с сотнями тысяч мужей в военной форме, которых на своем поводке вело государство. Но последней настоящей войной была ирако-иранская война, продолжавшаяся с 1980 по 1988 год. Она длилась дольше, чем Вторая мировая война, и унесла жизни более одного миллиона человек. Она была на порядок более кровавой, чем все арабо-израильские войны.
Но уже давно война избрала другой путь.
Еще несколько десятилетий назад — в Алжире и во Вьетнаме — классические войска столкнулись с «не-армиями», которые одинаково мало заботились как о законах военного времени, так и о гражданском населении. В Афганистане советские войска потеряли 15 тысяч человек, моджахеды — 90 тысяч. Но через девять лет Москва сдалась. Французы и американцы разделили ее судьбу в Алжире и во Вьетнаме, хотя лишились по 600 тысяч солдат.
Сегодня великие копируют малых. На Украине в страну просачиваются российские спецназовцы — «зеленые человечки» без знаков отличия. Американские войска спецназначения ведут разведку, выбирают цели и борются в небольших рассредоточенных отрядах. Одеты они, как местные жители. ЦРУ сформировал отдельное подразделение для проведения секретных операций.
Новая лексика — «подобный войне», «операция по стабилизации» — возможно, и звучит безобидно, но Бог войны Марс, на самом деле, показывает свое новое лицо. Там, где однажды проносились бомбардировщики, сегодня гудят дроны, цель которых — убийство главарей террористических группировок. С другой стороны, террористы целенаправленно уничтожают гражданское население, прежде всего, свое собственное. Излюбленными объектами уничтожения являются мечети представителей мусульман иного толка. ИГ обращает в рабство христианских, суннитских и езидских женщин. Террор превратился в корпорацию Terror Inc., финансируемую за счет средств от шантажа, продажи нефти и наркотиков. Это мафия и бригада, занимающаяся убийствами — два в одном.
В «не-войне» больше нет фронтов. Вопрос о том, кто против кого борется в Сирии, зависит от даты и времени. Турция в собственной стране наносит авиаудары по позициям курдов, хотя их братья в Ираке ведут совместную борьбу против ИГ. Две недели спустя Анкара позволяет войскам пешмерга пройти на иракское поле боя. Эрдоган лавирует — ведет борьбу то против ИГ, то против курдского протогосударства в Ираке.
Еще вчера нефтяные короли вооружали террор, а сегодня их самолеты совершают авианалеты на позиции ИГ. Обама в 2012 году пригрозил сирийскому диктатору бомбардировками. А сейчас американские ВВС атакуют исламистов, тем самым невольно помогая Башару Асаду. Иран на протяжении более тридцати лет оспаривает у США господство на Среднем Востоке. И вот на днях обе страны заключили негласный союз по борьбе против суннитского исламизма. Путин то продвигает вперед, то отводит свои войска от украинской границы — в зависимости от того, насколько успешно ведут действия его пособники в Новороссии. Новая война, словно кровавый калейдоскоп —постоянная встряска, создание новых моделей.
Вот только эта война не настолько уж и новая. Это становится понятно, если взглянуть на кровавые события, происходившие в 16-м и 17-м веках в Европе. В ходе Тридцатилетней войны императоры, шведы, французы выставляли на поле боя войска в классическом понимании. Армия Валленштейна насчитывала 100 тысяч человек — это была мега-армия по тем временам. Но параллельно с этим происходила хаотичная война всех против всех — и всех против населения. Это была оргия воровства, грабежей и опустошения, причем национальность и вероисповедание значения не имели. Лояльность была вопросом лучшего вознаграждения. Так, один командир наемного войска давал наставления в своем пособии по военному делу: «Если у тебя есть 3000 воинов, ты точно найдешь 4000 девок и парней, прожженных и отъявленных подонков».
В «Симплициссимусе» Гриммельсгаузен описывает приватизацию войны. В деревнях «берут и воруют то, что находят, терзают и издеваются над крестьянами, бесчестят девушек, жен и дочерей! И валят с ног … или, как самое малое, сжигают их дома». Сегодня ИГ продает пленных в обмен на выкуп. Женщины «неправильной» религии продаются на рынке рабов в Мосуле. Захваченные нефтяные скважины также становятся источником общего финансового котла.
«Надлежащие», высокопрофессиональные войны, «кабинетные войны» появились только в 18-м веке. Строевая подготовка, маршировка и салютование стали частью военной модели, которая действует и сегодня. По сравнению с религиозными войнами это были скромные военные кампании, продолжение политики при задействовании свинца, отмечал Клаузевиц. Солдаты были для князей слишком дорогим удовольствием, чтобы их так бессмысленно приносить в жертву, как это было позднее в битве при Вердене. Вместо этого прибегали к маневрам — движение вперед, в сторону — пока противник не был окружен и не был вынужден капитулировать. Более важным приемом, чем открытая битва на поле боя, были дипломатические ходы. Фридрих Великий менял союзников быстрее, чем парики.
Третьей парадигмой была война 20-го века. Миллионные армии против миллионных армий. Но автором «войны масс» стала Французская революция — народ против народа, демократия против деспотии. Идеологии стали лучшим усилителем мощности задействованных в войне сил с тех времен, как арабские армии под зеленым флагом порока тысячу лет назад дошли до Персии и Испании. Сотни миллионов отдали свои жизни во имя демократии в 19-м веке, и во имя расы и класса — в 20-м веке. В отличие от этих войн, «кабинетные войны» за славу и богатство были своего рода «вооруженными менуэтами».
Ни одна из этих форм войны не может быть перенесена в 21-й век. Принцип постмодернизма — anything goes («дозволено все») — определяет четвертый тип, в котором размывается сама сущность войны. Все проникает из прошлого, ничто не приобретает однозначной формы. Господствуют сегментация и асимметрия.
Сегментация. Назовем одну часть мира «Берлин-Беркли» — умиротворенный, с сокращающимися армиями, стареющим населением и растущим социальным бюджетом. Погас огонь национализма, который однажды лишил жизни миллионы человек. Войны интересов остались в прошлом (исключение — США и, с некоторыми оговорками, Франция и Англия). Оправданы, но не обязательны гуманитарные операции, но только с минимальными потерями.
Москва и Пекин образуют второй лагерь. Они следуют логике 18-го и 19-го веков: твои потери — мои приобретения. Обе державы активно вооружаются. Вот только методы различаются. Путинская Россия ведет классическую политику силы, которая основана на территориальных приобретениях и доминировании. То есть «Россия там, где живут русские». Китай, намного более тесно связанный с мировой экономикой, расширяется более тонко — маленькими военными шагами в тихоокеанском регионе, не доходя до провокационной черты, при помощи дипломатических и коммерческих методов.
Третий сегмент — это исламский мир от Дамаска до Исламабада — с идеями религиозных войн 17-го века и оружием 21-го века. Это мир распавшихся государств, которые ведут борьбу против самих себя. Усилителем здесь является религия, которая действует в паре с холодным расчетом глав государств и стремлением к гегемонии. Амбиции не просто ревизионистские («больше для меня»), но и революционные, мятежные. Тоталитарный халифат, подчиненный истинному Господу, должен расколоть арабский мир.
Под предводительством Ирана и Саудовской Аравией, соответственно, шииты и сунниты стараются подавить друг друга. Их цели всеобъемлющи, а средства ограничены. Арабские государства отправляют только несколько самолетов на фронт. Иранский спецназ «Бригада Аль Кудс» задействована в Сирии, но избегает открытых операций — как «зеленые человечки» на Украине. Ежедневные операции западной авиации против ИГ остаются на уровне двухзначных чисел. Для сравнения: в ходе операций в Афганистане в 2001 году и в Ираке в 1991 и в 2003 году ежедневно проводилось от 800 до 1100 операций. Это то, что французы после объявления войны гитлеровской Германии назвали «странной войной», пока немцы несколько месяцев спустя не развязали настоящую войну — блицкриг.
Запад, в первую очередь, США обладает средствами, но не хочет их использовать, хотя их ВВС в этой борьбе превосходят по силам противника. ИГ — это не группировка типа «Аль-Каиды», а квази-государство с квази-армией. У него есть свой адрес: «столица» Ракка на севере Сирии. В отличие от то появляющихся, то исчезающих террористических группировок, ИГ хотя и уязвим, но задействует более крупные формирования и тяжелое оружие, которые, тем не менее, без коммуникаций, путей подвоза, превращаются в утиль. Почему коалиция не использует свое преимущество в воздухе?
Ответ содержится в самой сущности войны. В ней участвует слишком много сторон со слишком большим количеством противоположных интересов. И слишком невелики перспективы успеха. Если коалиция помогает иракскому режиму, то укрепляет и его мецената — Тегеран. Должен ли Обама принимать ядерную программу Тегерана? Должен ли он сотрудничать с Путиным на Среднем Востоке и, тем самым, принимать новую политику империализма России на Украине? Или Асад должен пасть и освободить место халифату? Должна ли Америка воевать за нефть там, где она превратилась в крупнейшего производителя нефти в мире? Должна ли Анкара предоставить огневую поддержку иракским курдам и помочь им в становлении государства, что стало бы прецедентом для собственных курдов? Как и для их братьев в Сирии, в Иране и в Ираке — в странах, где страх перед государством курдов так же велик, как и страх перед ИГ. Должна ли Саудовская Аравия подавить ИГ, укрепив тем самым ненавистных шиитов вместе с их предводителем Ираном?
Подобные неувязки присутствуют в каждой войне союзов — вспомним пакт, который подписали Рузвельт со Сталиным против Гитлера. Или о нехристианских альянсах между Францией и турками против архикатолических Габсбургов. Но в то же время линии фронта, приоритеты и шансы были тогда более или менее ясны и понятны.
Асимметрия. Запад не стремится более к завоевательным войнам. Ему больше нет нужды вести оборонные войны за существование. На повестке дня стоят войны, регулирующие порядок. В Афганистане, Ливии, Сирии, Йемене, Ираке — терпящих или уже потерпевших крах государствах — речь идет о внутренних делах. Здесь сжатый кулак Запада так же продуктивен, как бормашина в кабинете стоматолога. Америка могла бы разгромить армии талибов и Саддама за считанные недели. Но новый порядок означает, что резня должна прекратиться, должен быть установлен сильный, хотя бы наполовину человечный режим, который удушит террор и даст меньшинствам глоток воздуха. Правовое государство должно приносить безопасность, рыночная экономика — благосостояние. Этого Запад делать не может, как показывают примеры Афганистана, Ирака и Ливии — а ранее Алжира и Вьетнама.
Объяснение простое. Местные борются в своей стране, а нарушители границ приходят издалека и проливают кровь за такие абстрактные мотивы, как демократия или гуманитарный долг. Их готовность идти на жертвы и терпение, естественно, ограничены. Хо Ши Мин предсказал французам еще в 1946 году: «Вы будете убивать десять наших, а мы — одного. Но в конце концов, вы устанете». Советский Союз также не выдержал в Афганистане, хотя страна готова была уже поддаться.
Посыл примерно таков: «Мы остаемся здесь, а вы когда-нибудь уйдете. Мы готовы убивать и погибать, а вы — нет. К тому же ваша демократия не выдержит ни ваших, ни наших трупов. Подумайте о Малае, Кундузе и трех кампаниях в Секторе Газа. В войне картинок наши погибшие для нас так же полезны, как и ваши убитые». Так цинично функционирует террор. Эту асимметрию преодолеть невозможно.
Угнетающий вывод. Но не совсем. Поскольку асимметрия работает на уставший от войн Запад. Это оставшееся технологическое превосходство — автоматически управляемое оружие, сверхточные боеприпасы, дроны, разведка из космоса, компьютерное управление военными действиями, революция силами роботов … Эти средства не предвещают победу в войне за новый порядок. Бомбардировщики-невидимки ничего не построят.
Но подобные технологии способствуют развитию западного способа ведения войны в 21-м веке, который не имеет ничего общего с управляемыми идеологией войнами прошлых времен. Такие войны в системе «Берлин-Беркли» невообразимы. Целью не может быть спасение государств-неудачников, как и «окончательная победа» над высоко мотивированными воинами за веру. Цель должна быть реалистичнее. С точки зрения морали, необходимо предотвращать ужасные катастрофы — газовые атаки и бомбардировки против гражданского населения, завоевание городов, таких как Кобани, террористами ИГ, резню и массовое бегство.
В стратегическом плане необходимо предотвратить победу ИГ или его последователей. Ирак, правда, расположен далеко, но Сирия граничит со страной-членом НАТО Турцией. Государство, в котором царит террор, находящееся между Левантом и Гиндукушем, не оставит в покое мирный остров — Европу. Подобное государство, в целом, готово к атакам и без наличия целых армий. Достаточно сбивать самолеты, взрывать школы или организовывать уличные войны между враждующими мусульманами.
Необходимо лишить исламистов военных баз, отрезать пути для подкрепления, уничтожить тяжелые вооружения, ограничить их свободу передвижения, не дать им спокойно существовать. На большее не хватает средств, да и страх перед цинковыми гробами велик. Но меньших средств задействовать тоже нельзя. Нельзя, если мы хотим, чтобы наш мир системы «Берлин-Беркли» сохранился, не скатившись в контролирующее государство, которое обещает безопасность и отнимает свободу. Это «не-война» будет продолжаться долго. Она выстоит только в том случае, если будет руководствоваться малыми целями и реалистичными ожиданиями.
Йозеф Йоффе
Источник: inosmi.ru
