Одна из самых популярных исторических категорий у нашей либеральной или патриотической интеллигенции — «если бы».
Если бы в 1917 не случилась Революция? Сколько бы продали за рубеж хлеба, когда бы подняли русский флаг над Константинополем, какие выгоды получили бы от раздела побеждённой Германии, сколько бы территорий приобрели, сколько бы сберегли народу? В общем, «если бы не большевики…»
Однако практически никто не желает идти в этом «если бы» до конца.
Ведь даже в случае победы в Первой мировой войне (хотя в полюбовное соглашение о разделе мира между странами Согласия верится с трудом) русской монархии всё равно пришлось бы решать собственные вековые проблемы, главная из которых — вопиющая технологическая отсталость. Очевидно же, что победители Германии — Англия, Франция, США и, сделаем допущение, Россия — мгновенно, в силу геополитических противоречий, сошлись бы в смертельной схватке. Уже между собой. Такова железобетонная логика империализма. Именно это, к слову, произойдёт чуть позже с другими победителями Германии — СССР и США. Всего через год после взятия Берлина от союзничества они перейдут к войне на уничтожение.
Так вот чтó, согласно нашему «если бы»-сценарию, предстояло делать России? России-победительнице?
Правильно. Ей, стране с крестьянским, на 90% необразованным населением, пришлось бы проводить стремительную догоняющую индустриализацию. Времени на подобный рывок никто, разумеется, не дал бы. Вообще ведь величайшая глупость — произнесённые однажды Столыпиным слова о «двадцати годах внешнего и внутреннего покоя». Это как если бы боксёр, зажатый в угол ринга, вдруг принялся рассуждать о «двадцати минутах покоя». За такими разглагольствованиями, как правило, следует жёсткий нокаут.
И каким же образом Россия-победительница проводила бы сверхскоростную военную индустриализацию? Может быть, по старой привычке, она привлекла бы иностранный (читай, французский, английский) капитал? Может быть, Нобели, Ротшильды, Рябушинские и Мамонтовы в мгновение ока бросили бы качать нефть из Баку или гнать за границу руду с Урала ради возведения новых предприятий высокого передела, где была бы установлена такая заманчивая зарплата, что аграрная Россия с песнями бросилась бы переселяться в города? А может быть, Государь принял бы волевое решение и перевёл принадлежащие царской фамилии и церкви земли в казённое пользование, и на этих землях начали бы вырастать крупные крестьянские хозяйства, способные прокормить миллионные армии новых, счастливых рабочих? Ну и плюс, было бы где, не путаясь в чересполосице, расположить мелочёвку разную — энергетику там, металлургию, ВПК, авиапром?
А возможно ли было осуществить этот грандиозный замысел без учреждения центрального планирующего органа — попросту говоря, Госплана? Возможно ли было сделать это без обнуления гигантских внешних долгов, остававшихся у России перед державами Антанты (как мы знаем из последующей истории, даже за несчастный ленд-лиз доброхоты-американцы требовали незамедлительную и полную оплату).
Но в таком случае, как вам кажется, не пришлось бы ненароком Государю преодолевать ожесточённое сопротивление своего собственного окружения? Обошёлся бы в этом случае Государь без жёстких репрессий, без скоростного судопроизводства и беспощадной борьбы с «врагами монархии»? А без агитационной мобилизации рыхлого, как французская булка, салонного общества, окутанного декадансом гиппиусов и мережковских? А без тотальной борьбы с пьянством и морфинизмом?
Интересное получается «если бы», согласитесь.
Подытожим. Чтобы устоять в грандиозной схватке империалистических держав, Николаю Александровичу Романову, вероятно, пришлось бы хотя бы ненадолго превратиться в… большевика. Оставим пока за скобками вопрос о том, какое государство получилось бы на выходе — социалистическое или же протофашистское; исключим для простоты любые несчастья, способные возникнуть на пути царя-индустриализатора, — вроде бомбы народовольцев или сошедшего под откос поезда. Давайте просто посмотрим ещё раз на фотографию этого человека и спросим себя честно и откровенно: был ли способен Николай Александрович на нечто подобное? Давайте посмотрим на фотографии имевшихся в наличии царских родственников и спросим себя: был ли среди этих людей хотя бы один, способный на нечто подобное? Если вы сказали «нет», это примерно то же самое, что думали современники Николая Александровича. Безотносительно к своей идеологической или партийной ориентации.
Большевика из Николая Александровича не получилось. Получилась вместо этого февральская революция. Неуклюжая попытка не желавших расставаться со своими «активами», но понимавших весь расклад олигархов и генералов перехватить слабеющие управленческие вожжи. Эта идиотская попытка завершилась тотальным коллапсом фронта, транспорта и промышленности. Вожжи рухнули в кровавую грязь дезорганизации, распада и анархии.
В октябре 1917-го из этой ледяной грязи (к невероятному удивлению англичан, французов, американцев и немцев) вожжи подняла группа мобилизованных идеей фанатиков. В короткие сроки она сделала, в общем, то, чего не захотел или не смог сделать Николай Александрович — остановила распад государства, провела индустриализацию и заменила аристократическую версию самодержавия самодержавием (то есть диктатурой) пролетариата (то есть, через какое-то время, — народа). Таким образом, Лев Давидович Бронштейн, клеймивший сталинский СССР за предательство идей революции, был всё-таки неправ. Истинный термидор случился в России не в 1937-м, а в 1917 году, при его собственном, Бронштейна, участии.
Константин Сёмин
Источник: odnako.org
