Квеси Ботчвей. «Без названия». 2020. Фото: courtesy the artist/Gallery 1957
Инсайдеры рынка нередко нелестно отзываются о коллекционерах-новичках, бездумно скупающих произведения тех авторов, чьи имена на слуху: «Покупает ушами».
В отличие от них, «серьезные» коллекционеры (по распространенному представлению) годами развивают умение отличать долговечное от преходящего. В результате их дома оказываются заполненными произведениями искусства, олицетворяющими некий освященный музеями канон — который в значительной степени определяется белыми мужчинами.
По крайней мере, так всегда считалось. Но как это представление сообразуется с реалиями современной культуры коллекционирования, где искусство часто выступает в роли актива спекулятивного инвестирования, который перепродается, используется для хеджирования и накапливается? И как можно продолжать держаться за понятие неизменного канона, когда такие авторитетные институции, как, например, Художественный музей Балтимора, продают работы признанных мастеров вроде Клиффорда Стилла и Энди Уорхола и покупают вместо них произведения ныне живущих художников-женщин и чернокожих художников?
«Культура коллекционирования изменилась по определению», — говорит Джон Заробелл, адъюнкт-профессор Университета Сан-Франциско и автор исследования 2017 года «Искусство и мировая экономика». «Соотношение между каноном и культурой коллекционирования стало иным, — объясняет он. — Произошел сдвиг в сторону современного искусства. Теперь ценность в большей степени определяют внешние факторы, а также субъекты рынка, а не история искусства».
По данным Рейчел Паунелл из Маастрихтского университета, мировые аукционные продажи выросли с $2,8 млрд в 2003 году до $21,5 млрд в 2014 году, чему способствовали глобализация, резкое повышение рентабельности капитала богатых и восприятие современного искусства как прибыльной и статусной инвестиции. С тех пор — даже еще до того, как COVID-19 закрыл офлайн-аукционы, ярмарки и выставки, — рынок успел остыть. Но установка на финансовую рентабельность никуда не делась. По сути, покупатели делают ставку на одну из двух стратегий: либо быстрая спекуляция на начинающих карьеру «фьючерсах», либо долгосрочное инвестирование в статусного мастера.
Сейчас, в отсутствие $100-миллионных продаж престижных лотов на офлайн-аукционах, основной ажиотаж на рынке — и в освещающих его СМИ — создают модные молодые художники, в особенности если они чернокожие и/или женщины.
Дженна Гриббон. «Обед на траве, возвращающийся сон». 2020. Фото: Jenna Gribbon/GNYP Gallery/ludger-paffrath.de
Полностью распроданная экспозиция нью-йоркской художницы Дженны Гриббон в берлинской галерее дилера и арт-консультанта Марты Гнип стала одной из самых обсуждаемых выставок берлинского Gallery Weekend в сентябре 2020 года. «Это именно то, чего сейчас хочет рынок: молодая художница, разрабатывающая тему политики идентичности, — говорит галеристка. — У меня очередь из 330 человек, желающих приобрести ее работу». И инсайдеры мира искусства готовы ждать в очереди, чтобы купить эти яркие и политически заряженные портреты девушки Гриббон и других ее близких стоимостью от $7,5 тыс. до $25 тыс.
Художники вроде Гриббон, чьи выставки уже полностью распродаются в галереях, но имена еще не гремят в аукционных залах, становятся своего рода фьючерсами, на которые охотятся все держащие ухо востро коллекционеры и спекулянты. Другими примерами подобных точек притяжения первичного рынка служат недавние полностью распроданные выставки картин чернокожей британской художницы Джаде Фадоджутими в галерее Pippy Houldsworth и ганского художника Квеси Ботчви на состоявшемся в октябре запуске лондонского отделения Gallery 1957, изначально открывшейся в столице Ганы Аккре.
Ажиотаж
Повлиял ли нынешний ажиотаж вокруг фьючерсов на «серьезное» коллекционирование? Или знаточество вообще мифологизировано?
«Не думаю, что мотивы, побуждающие людей коллекционировать, так уж сильно изменились со временем», — говорит живущая в Монако уроженка Венесуэлы Тики Атенсио. В 2013 году она продала на Christie’s «Затуманенные головы» (1982) Жан-Мишеля Баскиа из своей коллекции за рекордные $48,8 млн. Недавно Атенсио опубликовала книгу под названием «Ради искусства», представляющую собой сборник индивидуальных экскурсий по домам и коллекциям 24 самых успешных дилеров современного искусства. Но даже такие опытные коллекционеры, как Атенсио, не брезгуют иногда «покупать ушами». «Если произведения художника приобретают другие коллекционеры и собирают музеи, то я в любом случае не останусь в стороне», — говорит она.
Неизбежно напрашивается вывод о том, что в современном мире искусства большая ценность (или просто высокая цена) чаще определяется симпатиями толпы, чем взвешенным консенсусом критиков.
Пока люди, мыслящие в категориях истории искусства, пытаются уложить у себя в голове, что принты Бэнкси продаются на аукционах за $1 млн — дороже любой гравюры Альбрехта Дюрера, пандемия COVID-19 открыла перед целой новой аудиторией возможность покупать глазами в гораздо более доступном ценовом сегменте.
Механизм выживания
Британский художник Мэтью Берроуз задумал запущенную в марте в Instagram некоммерческую инициативу Artist Support Pledge как механизм выживания для пострадавших из-за карантина коллег. Художникам предлагается выкладывать изображения произведений, которые они хотят продать, с ограничением цены в £200 за одну вещь. Те, кому удается сделать на продажах £1 тыс., обязуются купить работы других художников на £200, создавая тем самым сеть взаимной поддержки. (В свою очередь, в России близкую по духу инициативу запустил весной Максим Боксер, создатель группы «Шар и крест» в Facebook. — TANR.)
На сегодняшний день хештег #artistsupportpledge использован почти в полумиллионе постов; на него подписано 69,3 тыс. человек со всего мира. Кампания обеспечила заработок десяткам тысяч художников. В их числе живущий в Дании Дэвид Рисли, который в прошлом занимался галерейным делом. Говоря о периоде работы арт-дилером, Рисли вспоминает: «Люди покупали не картины. Они покупали фьючерсы, потенциал, статус, светскую жизнь. Работы покупаются для того, чтобы отправиться прямиком в хранилище, оставаться там и расти в цене до перепродажи». Теперь Рисли регулярно продает собственные картины через Instagram людям, которым нравится на них смотреть.
Бесчисленные тысячи продаж по £200 через Artist Support Pledge, быть может, и не заинтересуют аналитиков большого арт-рынка. Но они подспудно укрепляют низовую культуру коллекционирования, растущую в тени финансово перегруженного арт-рынка, бесконечно далекого от экономических реалий большинства людей. Коллекционеры, по-настоящему любящие искусство, по-прежнему существуют. Просто они тратят £200, а не £200 млн. И то, что они покупают, не будет у вас на слуху.
