Директор Российского государственного архива литературы Ольга Шашкова. Фото: Андрей Епихин/ТАСС
В чем специфика РГАЛИ, его отличие от других архивов страны?
Ольга Шашкова
Директор Государственного архива литературы и искусства (РГАЛИ)
В 1986 году с отличием окончила Московский историко-архивный институт по специальности «историко-архивоведение». Работала в Центральном государственном архиве РСФСР, редакциях журналов «Народный депутат», «Российская Федерация», ряде издательств.
С 2009 по 2014 год была заместителем декана факультета архивного дела Историко-архивного института РГГУ.
Кандидат исторических наук, специалист в области источниковедения конца XIX — XX века, автор нескольких десятков научных работ, доцент РГГУ, лауреат премии Союза писателей РФ.
В августе 2019 года сменила на посту директора РГАЛИ Татьяну Горяеву.
Мы относимся к федеральным архивам. Таких в стране всего 16: 10 — в Москве, 2 — в Санкт-Петербурге, остальные — в регионах. В преддверии юбилея мы начали выяснять подробности своей истории, она оказалась не столь простой, как мы предполагали. К созданию нашего архива подтолкнула перегруженность Государственного музея литературы. До начала 1930-х им руководил видный большевик Владимир Бонч-Бруевич. Под его руководством собирали архивы литераторов либерально-демократического толка, потом к литературе добавились другие виды искусства, музей не мог вместить всего. Да и над самим Бонч-Бруевичем нависла угроза, его влияние стало стремительно ослабевать. С конца 1920-х годов в Европе сильно ощущалась угроза войны, и был риск потерять архивы, разбросанные по небольшим имениям, провинциальным музеям. Поэтому решили аккумулировать все документы в одном месте. Вначале мы назывались ЦГЛА — Центральный государственный литературный архив, с 1960-х — ЦГАЛИ, а в постсоветское время — РГАЛИ.
Россия в архивном деле отставала от Европы?
Вся эта отрасль — государственное централизованное хранение документов, имеющих национальное значение, — оформилась и в России, и на Западе только в XX веке. Среди различий — в Западной Европе в архивах сидят в основном юристы, а в наших — исследователи культуры.
Неужели до этого ценность архивов не осознавали?
Осознавали. Уже в эпоху Великой Французской революции в той же Франции, в Англии существовало немало семейных архивов. Просто раньше государство не считало своей обязанностью их хранить.
Есть ли статистика по количеству документов в РГАЛИ?
По состоянию на 1 января 2020 года мы храним более 1747 тыс. дел, которые распределены по 3280 фондам. Подавляющее большинство фондов (2858) — личного происхождения — архивы писателей, художников, музыкантов и композиторов, фотографов, публицистов, актеров. Кроме этого, есть фонды государственных учреждений культуры. Всего их 500, но количество дел в них приближается к миллиону.
Хранилище фондов Российского государственного архива литературы. Фото: РГАЛИ
Кто и как решает, чей архив достоин попасть в РГАЛИ?
В нашем архиве, как и во всех федеральных, существует экспертно-проверочная комиссия (ЭПК), которая определяет, берем ли мы тот или иной архив. Учитывается, во-первых, вклад человека в культуру, оцененный общественностью, отчасти властью. Во-вторых, полнота архива. Иногда речь идет об известных людях, но документов, показывающих их жизненный путь и творческие искания, немного. Тогда мы вынуждены отказать. Хотя на моей памяти таких случаев не было. Когда архив передается к нам, мы его сортируем и описываем, что занимает от нескольких месяцев до нескольких лет. Результат этой работы также утверждает ЭПК, после чего описи появляются в отсканированном виде в каталоге на сайте и в читальном зале — все в открытом доступе.
Храните ли вы произведения изобразительного искусства?
Это непростой вопрос. С одной стороны, мы не музей и не библиотека, с другой, иногда люди хотят передать нам всю коллекцию: и документы, и вещи. Если количество предметов невелико, мы их принимаем. Сейчас в РГАЛИ проходит выставка мемориальных вещей Майи Плисецкой, посвященная ее 95-летию. На ней представлены, например, знаменитые фарфоровые гвоздики — подарок Роберта Кеннеди, простое (как сейчас уже кажется) платье от Пьера Кардена, кастаньеты, с которыми Майя Михайловна танцевала «Кармен-сюиту». Таким же образом из других источников среди прочего к нам попали картина Ивана Айвазовского, работы Константина Коровина, мы храним архивы Эль Лисицкого и ряда других авангардистов, у нас немало произведений Владимира Татлина.
С Татлиным отдельная история. Когда в 1953 году он умер, его наследникам потребовалось срочно освободить квартиру — они были готовы все выбросить на помойку. К счастью, неравнодушные люди позвонили в архив, и наши сотрудники буквально спасли наследие художника. Сегодня картины Татлина — гордость РГАЛИ. Мы постоянно даем их на выставки, они путешествовали даже в Мексику. Они несут отпечаток сложных обстоятельств его жизни: у Татлина не было денег на холсты, он писал картины с двух сторон полотна.
Но и помимо картин у нас хранится немало редкостей. Например, пять автографов Александра Пушкина, рукописи Анны Ахматовой, Валерия Брюсова, Ивана Бунина, Михаила Пришвина, Антона Чехова и сотен других наших, говоря казенным языком, фондообразователей, а на самом деле — выдающихся личностей.
В группе описания фондов Российского государственного архива литературы. Фото: РГАЛИ
Могут ли фондообразователи закрыть архив, ограничить к нему доступ исследователей?
Могут. Иногда закрывают частично, например личную переписку, что связано с приватной информацией. Иногда фонд недоступен полностью. Так, на 25 лет после передачи в РГАЛИ был закрыт архив легендарного исследователя русского авангарда Николая Харджиева (1903–1996). Запрет был снят совсем недавно. В 2017-м мы провели большую выставку совместно с фондом IN ARTIBUS, на которой показали многие документы Николая Ивановича, был издан прекрасный каталог. У Харджиева очень богатый фонд. Он жил историей авангарда, для него эти художники были не именами из книг, а друзьями, он их оценивал пусть и пристрастно, но точно.
Иногда происходит наоборот: фондообразователь дает исследователям широкий доступ, а его наследники позже пытаются процесс контролировать. Например, падчерица Константина Симонова просит ставить ее в известность, кто работает с архивом отчима, у нее надо письменно просить разрешение, хотя она быстро отвечает и практически никогда не препятствует. А вот наследники известного этнографа Федора Аристова (1888–1932) не так давно его архив закрыли. В этом есть риск, ведь человеческая память скоротечна, и через 30 лет забвения исторической личностью вообще никто не захочет заниматься, появятся другие герои.
А есть ли фонды, которые вот-вот должны открыться?
В этом году мы завершим обработку фонда Бориса Чаковского (1913–1994), видного номенклатурного советского писателя, который, помимо прочего, четверть века был главным редактором «Литературной газеты». У него огромный фонд — около 5 тыс. единиц хранения. И станет доступен (может быть, именно это интересно историкам искусства) фонд скульптора Вадима Сидура (1924–1986).
Вы работаете директором РГАЛИ не так давно — с сентября 2019 года. В чем вы видите свою миссию?
Я хочу, чтобы сотрудники архива раскрыли свой творческий потенциал, чтобы им было интересно работать. Мне бы хотелось, чтобы у моих подчиненных и у меня оставались силы и время на научную работу. Она, как серебро очищает любую воду, очищает любой информационный поток. В 2017 году в РГАЛИ открылся выставочный зал, где мы показываем результаты своих изысканий. У нас есть издательская программа — сейчас вышел из печати третий том дневников Ольги Берггольц, готовим наш «фирменный» сборник «Встречи с прошлым», 13‑й по счету. Мы сотрудничаем с вузами, в частности с «Вышкой», с РГГУ, с академическим Институтом мировой литературы. И никто не отменял важнейшей, составляющей жизнь архива текучки: описание фондов, ответы на запросы (а их более 2,5 тыс. в год). Наши главные задачи — получать документы на государственное хранение, систематизировать их и хранить.
