Пабло Пикассо. «Девочка на шаре». 1905. Фото: ГМИИ им. А.С.Пушкина
Работы из коллекции Михаила и Ивана Морозовых хоть и едут в Париж после Петербурга, но это никак нельзя считать гастролью выставки Государственного Эрмитажа. Это отдельная экспозиция, созданная, что называется, sur mesure, на заказ, для Фонда Louis Vuitton. Потом коллекция отправится в Государственный музей изобразительных искусств им. А.С.Пушкина. Если и искать преемственность и проводить параллели, то они здесь, в Париже. Курировать морозовскую выставку пригласили Анну Бальдассари — одного из самых уважаемых французских кураторов, бывшего директора парижского Музея Пикассо и автора выставочного блокбастера в Фонде Louis Vuitton «Шедевры нового искусства. Коллекция Сергея Щукина», который в 2017 году установил новый мировой музейный рекорд — более 1,2 млн посетителей.
«У меня часто спрашивают: „Как же ты будешь делать выставку после такого успеха?“ Отвечаю: „Ровно так же, как делала Щукина“. Это как стереоскопическое изображение: у нас тот же мотив, но вид под другим углом, — объясняет Анна Бальдассари. — Эти выставки — своего рода диптих, продолжение. Как и в случае Щукина, мы видим двух русских коллекционеров, первопроходцев, которые играют важнейшую роль в становлении французского искусства начала ХХ века, которое здесь мало кто принимал. Они поддерживают художников, помогают им жить и работать. Смог бы Пикассо продолжать без поддержки Стайнов, Щукина и Морозовых? Вряд ли. Как и у Щукина, у Морозовых очень системный, музейный подход к формированию коллекции. Они покупали так, чтобы все школы и направления были представлены, иногда даже против своего личного вкуса. Масштаб Морозовых и Щукина как коллекционеров совершенно сопоставим. Во Франции такие последовательные собрания появились гораздо позже. И мне думается, их подход может вдохновить сегодняшних коллекционеров, хотя, конечно, мы живем в ином мире. Но художникам всегда нужна поддержка. Только так создается история искусств».
Фонд Louis Vuitton. Фото: Fondation Louis Vuitton
Морозовскую выставку Анна Бальдассари кроила по тем же «щукинским» лекалам, а именно объединила разделенное между Эрмитажем и Пушкинским собрание Ивана и Михаила Морозовых под «парусами» здания Фрэнка Гери в Булонском лесу. Вопрос соперничества — как коллекционеров, так и музеев — куратор-дипломат оставила на российской территории. Едет в Париж и внушительный десант морозовских картин из Государственной Третьяковской галереи. А также произведения искусства (преимущественно русского) из Государственного Русского музея, Национального художественного музея Республики Беларусь, Днепропетровского художественного музея и из частных московских собраний: музея МАГМА, коллекций Петра Авена, Владимира и Екатерины Семенихиных. Всего не менее 170 картин и скульптур, мощнейшая франко-русская арт-сборная: Морис Вламинк, Винсент ван Гог, Поль Гоген, Морис Дени, Андре Дерен, Аристид Майоль, Эдуард Мане, Альбер Марке, Анри Матисс, Клод Моне, Пабло Пикассо, Камиль Писсарро, Огюст Ренуар, Огюст Роден, Поль Сезанн, Альфред Сислей, Анри Тулуз-Лотрек и Михаил Врубель, Александр Головин, Наталия Гончарова, Сергей Коненков, Петр Кончаловский, Константин Коровин, Михаил Ларионов, Казимир Малевич, Илья Машков, Илья Репин, Мартирос Сарьян, Валентин Серов, Петр Уткин.
Огюст Ренуар. Портрет актрисы Жанны Самари. 1877. Фото: ГМИИ им. А.С.Пушкина
Если Щукина и его коллекцию Бальдассари представляла как явление исключительное, то с Морозовыми она немного меняет фокус, а также акцентирует русскую составляющую, которая была практически полностью опущена в Эрмитаже. «Еще одна особенность выставки — это дополнение коллекции Михаила и Ивана контекстом. Без него картина была бы неполной. Мне хотелось показать бэкстейдж московской жизни того времени. Идея — представить не только семью Морозовых, но и Савву Мамонтова, Павла Третьякова — больших, влиятельных меценатов. Ведь все они формировали экономический, социальный и культурный контекст, в котором складывались русские коллекции французского искусства. Для Эрмитажа, для русского зрителя это во многом второстепенный сюжет, потому что это часть вашей истории. Но нам, французам, важно видеть историческую перспективу, нам это интересно».
В московский контекст парижская выставка переносит сразу же. Она открывается реконструкцией горельефа «Пловец» Анны Голубкиной, который был выполнен по заказу Саввы Морозова, кузена Ивана и Михаила, для Московского художественного театра в Камергерском переулке. Под волной Голубкиной зритель вплывает в первый зал с портретами семьи Морозовых, московских меценатов и их круга кисти Врубеля, Головина, Коровина, Репина, Серова. «Эти портреты многое говорят и о времени, и о его героях, и о художественном разрыве. Иван Морозов заказывает портрет Серову — прекрасному художнику, который по-прежнему работает в традициях фигуративного искусства, — но в то же время покупает натюрморт „Фрукты и бронза“ Матисса и позирует на его фоне. То есть перед нами и богатый буржуа, и рисковый коллекционер с очень радикальным взглядом на искусство», — поясняет куратор. Те же персонажи — коллекционеры, их жены, писатели и артисты — показаны и на фотографиях в их привычной среде обитания: кто — на дачах, кто — в особняках и салонах.
Валентин Серов. Портрет Ивана Морозова. 1910. Фото: Государственная Третьяковская галерея
Из семейной жизни — в ночную, в запретный манящий мир спектакля и порока, которому, позабыв религии и статусы, предавались состоятельные господа Парижа и Москвы. Этой теме посвящен зал с шедеврами Гогена, Мане, Пикассо, Ренуара и Тулуз-Лотрека. «Морозовы, как и Щукин, были староверами, — рассказывает Анна Бальдассари. — Религия очень давила на московских коллекционеров, поэтому Иван так долго скрывал свои отношения с Евдокией Морозовой, певицей кабаре, ставшей его женой. А про вакханалии, которые устраивал Михаил и где было позволено все, слагают легенды. Конечно, главная задача — показать живопись. Однако все эти вопросы, контекст, не напрямую, но тоже проговариваются».
Среди московских примет и зал Пьера Боннара, которому Иван Морозов заказал монументальный декоративный триптих «У Средиземного моря» для украшения лестницы в своем особняке. В Париж едут все морозовские картины французского «набиста», поэтому принимать их будут как дома на Пречистенке — обещают реконструировать вход в особняк Морозова (сейчас в этом здании Академия художеств), чтобы парижский зритель, привыкший к сереньким entrée, смог физически ощутить это царство света, буйство красок и оценить смелость русского коллекционера.
Винсент ван Гог. «Море в Сент-Мари». 1888. Фото: ГМИИ им. А.С.Пушкина
Французских импрессионистов, в частности Клода Моне, Анна Бальдассари мешает с русскими пейзажистами из собрания Ивана Морозова. Говорит, что ровно так и было задумано самим коллекционером, который изначально покупал русских, а к европейскому искусству обратился сильно позже, в 1904 году, и выставлял их у себя рядом. Всего же в момент национализации его коллекции в 1918 году в ней было 320 картин и скульптур русских художников. Еще один смешанный зал, посвященный пейзажам — но теперь фовистов, — называется «Любители грозы» — как картина Петра Уткина. Дикие краски ван Гога, Дерена, Марке и Матисса куратор рифмует с такими же яркими полотнами Гончаровой, Сарьяна и Уткина.
Глава Поля Гогена — дежавю выставки Щукина: в выставочном маршруте художник занимает ровно тот же зал и в нем представлены картины того же таитянского периода. «Между картинами с Таити, которые покупали Сергей Щукин и Иван Морозов, нет большой разницы. Разве что Иван чаще выбирал одиночные фигуры, а Щукин предпочитал ансамбли», — считает куратор. Коллекционеры боролись за Гогена отчаянно (и есть версия, что первым купил Гогена все-таки не Щукин, как принято считать, а Михаил Морозов). За 1907 год Иван Морозов приобретает восемь полотен художника (итого — одиннадцать). Десять сейчас едут в Париж. А знаменитые «Красные виноградники в Арле» ван Гога предсказуемо остаются в Москве: Пушкинский музей еще ни разу не отпускал картину из-за опасений за сохранность красок.
Анри Матисс. «Вид из окна. Танжер». 1912. Фото: ГМИИ им. А.С.Пушкина
В зале Анри Матисса центральная роль отведена марокканскому триптиху (1912–1913) — это один из последних заказов для коллекции Морозовых. Плюс натюрморты и ню, столь любимые Иваном — как на картинах, так и в скульптуре. У него была впечатляющая коллекция обнаженных женских тел.
Отдельный зал посвящен и Полю Сезанну. И если Михаил был к нему равнодушен, предпочитая Гогена и ван Гога, то Иван восхищался. Сезанновским пейзажам он выделил особую залу, свой личный кабинет, и держал их подальше от случайных глаз. Декорации этой комнаты также обещают воссоздать в Фонде Louis Vuitton. При переносе на русскую почву сезаннизм пророс картинами Врубеля, Кончаловского, Машкова.
Михаил Врубель. «Царевна-Лебедь». 1900. Фото: Государственная Третьяковская галерея
Под занавес выставки зритель попадает в салон музыки Ивана Морозова, для которого Морис Дени исполнил цикл декоративных панно «История Психеи» на сюжеты из «Метаморфоз, или Золотого осла» Апулея. К выставке в Эрмитаже концерн LVMH не поскупился на архитектурную реставрацию салона, и в знак благодарности музей в последний раз отпускает погостить хрупкий ансамбль Дени. До сих пор ратуя за контекст, здесь Анна Бальдассари действует обратным образом: «Меня интересует традиция живописи, а не декора. Я хочу полностью исключить „Историю Психеи“ из декоративного контекста, чтобы отдать дань Морису Дени, незаслуженно забытому и в России, и во Франции, чтобы было видно, насколько он радикальный художник».
Фонд Louis Vuitton
Коллекция Морозовых. Шедевры современного искусства
22 сентября 2021 — 22 февраля.2022
