Иан Блэтчфорд. Фото: Илья Дмитрячев/ТАСС
Эпоха COVID-19 меняет в жизни музеев многое. Поделитесь, пожалуйста, опытом Музея науки и вашим собственным.
Ключевой урок, конечно, в том, что цифровая работа музеев стала невероятно важной. Также стало понятно, что у многих все еще слишком низкие доходы, и поэтому ограниченный доступ к нормальному интернету, к гаджетам. Так что не стоит воображать, что интернет спасет всех. Еще изоляция продемонстрировала, что часто музейного онлайн-контента с избытком. Будущее за профессионалами различных специальностей, которые будут вместе создавать захватывающий контент, а не просто заливать в Сеть все, что есть под рукой, без критики и редактуры.
Что изменилось после первого карантина, когда Музей науки снова открыл свои двери (увы, ненадолго, как мы знаем)? И какие прогнозы вы можете сделать сейчас?
Опасения были, но поток посетителей после снятия ограничений оказался неожиданно большим. Когда обычная жизнь снова станет безопасной, основная человеческая потребность — собираться вместе — вернется. Не будем терять надежду. Приведу пример. Несколько лет назад в Лондоне произошла серия террористических актов, и многие семьи стали избегать тех мест, где расположены музеи. Но вдруг в один прекрасный день по некой загадочной причине они вновь обрели уверенность и вернулись. В основном к нам приходят родители с детьми, которым тяжело все время сидеть в квартире. После первого «локдауна» я увидел так много матерей и отцов, которые были счастливы вернуться в музей! Так что будет сложный период, но перелом произойдет внезапно, когда мы меньше всего этого ожидаем.
Заместитель директора доктор Джулия Найтс, директор группы научного музея сэр Иан Блэтчфорд, секретарь по культуре Оливер Дауден и председатель попечительского совета Дэйм Мэри Арчер в Музее науки. Фото: Science Museum Group
Думаю, что сильнее других пострадают музеи в крупных популярных городах, зависимые от большого числа иностранных и иногородних туристов. И на восстановление межконтинентального туризма потребуется несколько лет, конечно.
Музеи науки и техники часто рассматриваются как познавательный аттракцион для детей. Строите ли вы свои экспозиции именно под такой запрос?
В целом ответ — да, но музей, конечно, делает все для того, чтобы показанное поняли не только дети, но и родители. Есть особая категория посетителей, которую можно было бы условно обозначить как «неуверенные взрослые». Часто родители приводят детей, понимая важность научного знания в современном мире и надеясь, что в музее их дети заинтересуются наукой. При этом сами они порой нервничают и переживают, так как их собственные научные знания, приобретенные еще в школе, не слишком велики. Именно поэтому наша задача — сделать экспозицию понятной и интересной для всех. Накопление научного капитала разными категориями посетителей — это, без сомнений, важнейший аспект нашей работы, который требует дополнительных исследований и которому музей уделяет огромное внимание.
Постоянная экспозиция Музея науки. Фото: Science Museum Group
Интерактивность уместна и необходима, когда экспозиция рассказывает о современных достижениях. Если же речь идет об исторических событиях, используете ли вы мультимедиа и другие новые средства? Разрешаете ли трогать экспонаты?
К сожалению, к подлинным музейным экспонатам прикасаться не разрешено. Но также в последние годы мы обнаружили, что большая ошибка — заполнять залы интерактивными технологиями. Иногда весьма старомодные вещи, например красиво написанная этикетка или необычный ракурс исторического предмета с удачной подсветкой, более привлекательны для публики, чем большие интерактивные экраны. А кроме того, наши посетители говорят, что устают, получая слишком большую дозу интерактивности в повседневной жизни, это уже скучно и от музея они ожидают чего-то другого. Наконец, есть еще один практический вопрос, о котором известно всем музейщикам: когда у вас слишком много техники, ее обслуживание становится проблемой. А ведь если какой-то экспонат сломался: экран не показывает, детали не двигаются, — это полностью портит впечатление от визита в музей.
Среди «компьютерных» проектов, которые мы делаем в Музее науки, есть один очень популярный. Каждый год мы проводим фестиваль компьютерных игр Power Up, где посетители играют в игры последних пяти десятилетий. Удивительно, что проект полностью окупается. Интересно наблюдать, как родители с большим азартом учат детей играть в свои любимые видеоигры и пользоваться устаревшим оборудованием.
Музей науки. Фото: Science Museum Group
Лондонский Музей науки основан в ранние викторианские времена, а его нынешнее здание — плод архитектурной мысли начала XX века. Насколько это пространство подходит для современных экспозиций?
Некоторые проблемы есть, хотя в последние годы мы значительно адаптировали здание. Главная проблема — актуальная для большинства музеев в исторических постройках — это размещение техники и подключение электричества, когда необходимо установить оборудование для интерактивных технологий. Техника для проекций, например, работает только в помещениях без вибраций. Приходится тратить много средств, чтобы старинное здание соответствовало всем современным требованиям, а при строительстве новых они попросту сразу закладываются при проектировании. Но, думаю, посетители все-таки предпочитают приходить в исторические дома.
Мне очень понравился Политехнический музей в Москве. Я был там на экскурсии с директором и смотрел, как музей реставрируют. Строительные работы там настолько невероятны, что, несомненно, снести старое здание и построить все с нуля было бы гораздо легче. Слава богу, этого не сделали! Это уничтожило бы удивительную часть российской истории.
Чистка парашюта спускаемого аппарата «Союз» космонавта Тима Пика в преддверии открытия Музея науки. Фото: Science Museum Group
В вашем музее есть раздел, посвященный исследованию космоса. Есть ли там вещи, рассказывающие о советском, российском вкладе?
Основная часть нашей космической коллекции — это американские и европейские экспонаты, как и в большинстве научных музеев за пределами России. Хотя попытки представить российскую историю делались музеем неоднократно. Прорывом с этой точки зрения для нас стала выставка 2015 года «Космонавты. Рождение космической эры» о советских и российских достижениях, на которую удалось привезти очень много значительных экспонатов из России. Успех выставки и сложившиеся благодаря проекту отношения с российскими партнерами позволили нам приобрести несколько предметов в постоянную коллекцию, в том числе cпускаемый аппарат космического корабля «Союз ТМА-19М», на котором совершил полет британский астронавт Тим Пик. Еще у нас есть целый раздел о Юрии Гагарине и прекрасный бронзовый бюст героя.
«Спутник-1» 1957 г. в Музее науки. Фото: Science Museum Group
Как раз перед карантином я успел побывать в Москве и встретиться с представителями космической отрасли и главой Роскосмоса. Мы продолжаем обсуждать, каким образом музей в Лондоне мог бы представить историю и современные достижения российской космической программы в глобальном контексте. Мы ведем переговоры о закупке российских экспонатов в коллекцию музея, а какие-то вещи, побывавшие в космосе, нам даже обещают передать в дар. Я шучу, что явился на встречу к главе российской космической программы с длиннющим списком желаемого и думал, что он придет в ужас. На самом деле, благодаря нашему многолетнему сотрудничеству и ряду успешно реализованных совместных проектов, мы хорошо понимаем друг друга и у нас большие планы, тем более что в следующем году мы будем отмечать 60-летие полета в космос Юрия Гагарина. Уверен, что в ближайшие десять лет большая часть постоянной экспозиции Музея науки и программа временных выставок будут рассказывать нашим посетителям об истории и современности российской космической программы.
Ваш музей периодически устраивает выставки, которые гастролируют и по Британии, и по другим странам. У этих проектов просветительские задачи или это прежде всего музейное шоу?
У них две цели. Первая — политическая. Одна из больших проблем в моей стране заключается в том, что Лондон абсолютно доминирует с точки зрения культуры и финансов. Мы делаем наши передвижные выставки для того, чтобы важные экспонаты увидели за пределами столицы. Я уверен, что в России такие же проблемы с Москвой. Кроме того, у нас есть большая образовательная программа по всей стране, и поэтому да, просвещение является ключевой задачей.
Подготовка к открытию Национального железнодорожного музея. Фото: Science Museum Group
Раз уж речь зашла о передвижных выставках, то расскажу, что мы работаем с РЖД над крупной экспозицией о Транссибирской железнодорожной магистрали. Выставка откроется в Лондоне и Йорке в Национальном железнодорожном музее. И по-настоящему крутые экспонаты мы выставим в Йорке, а не в Лондоне. Например, пасхальное яйцо Фаберже «Сибирский поезд» из Музеев Московского Кремля. Когда я сказал кураторам, что оно поедет в Йорк, а не в Лондон, они были поражены.
Специфика научного музея — одна из ваших любимых тем. В чем принципиальное отличие научного музея от художественного или мемориального? И надо ли размывать границы между музейными жанрами?
Что ж, у меня особая точка зрения, потому что я профессиональный искусствовед, однако управляющий музеем науки и техники. До того, как я попал в Музей науки, я был заместителем директора Музея Виктории и Альберта.
Думаю, мы в нашем музее показываем науку как часть культуры. Существует классическое музейное разделение, где искусство находится с одного конца, а наука — с другого, но это разделение все меньше и меньше имеет смысл для большинства людей. Кроме того, мы много работаем с художниками, потому что немало лучших современных художников увлечены наукой, ведь наука — это срез этики и множества проблем, которые они находят очень интересными.
Выставка «Латунь, сталь и огонь». Фото: Science Museum Group
Это движение верно и в обратном направлении. Например, Музей Виктории и Альберта сделал выставку, посвященную автомобильному дизайну. Такое вот центростремительное движение музеев изначально полярной тематики, и это совершенно нормально. Четких границ больше нет, экспонаты не приписаны к конкретным типам музеев. Искусство, дизайн, наука — все объединено такими важными вещами, как инновации и воображение.
Как вы перенесли свой опыт историка искусств и работы в V&A в деятельность научного музея? Были ли сложности?
Я думаю, что самым странным и новым во время моего перехода от искусства к науке оказалось множество встреч с учеными. Мне было необходимо понять, как они думают, что называют научным методом, какие доказательства предпочитают. Ведь я усвоил, что художники опираются на сердце и инстинкты. Первый год в Музее науки я провел, привыкая к языку ученых. Это было ключевым моментом.
Постоянная экспозиция Музея науки. Фото: Science Museum Group
Но я обнаружил и кое-что забавное. Все великие ученые, с которыми я встречался, были доброжелательны и делились со мной знаниями и опытом. Я считал, что они просто посмотрят на меня свысока, раз я ничего не знаю об их науках, а оказалось, что ученые гораздо более щедры, чем художники (с которыми я тоже провел немало времени). У любого известного художника обязательно будет огромное эго, и при встрече он будет ожидать, что вы начнете поклоняться его работе. Я же теперь постоянно встречаюсь с лауреатами Нобелевской премии, и они всегда скромны и не ждут никакого поклонения. Это меня приятно удивило.
Директор Музея науки в Лондоне Иан Блэтчфорд станет одним из спикеров программы «Культура 2.0», которая пройдет в онлайн-формате в рамках Санкт-Петербургского международного культурного форума с 12 по 14 ноября.
Блэтчфорд примет участие в дискуссии «Музеи будущего» 12 ноября. Расписание и трансляции всех событий форума доступны на сайте.
